Что приснилось Харви

Джанет развернулась от раковины. Упс! Ее муж, с которым она прожила
около тридцати лет, сидит за кухонным столом, в белой футболке и широких
боксерских трусах, и смотрит на нее. В последнее время она часто заставала
этого скучного командора с Уолл Стрит именно на этом месте, одетого в свой
суботний прикид: поникшие плечи и пустота в глазах; белый загривок плавно
переходящий в ягодицы; живот отвисающий из под футболки; торчащие как солома
волосы на затылке (такой постаревший и идиотский ежик).
Джанет и ее подруга Ханна в последнее время пугали друг друга болезнью
Альцгеймера (так маленькие девочки пугаются слушая истории о привидениях):
рассказывая о тех, кто перестал узнавать свою собственную жену; о тех, кто
не может вспомнить имена своих детей.
Но она не верила в эти суботние "закидоны" Харви. Вряд ли он мог
заболеть такой дурацкой болезнью. По утрам в будничные дни Харви Стивенс был
бодрым мужчиной, который выглядел на пятьдесят (ну хорошо, хорошо - на
пятьдесят четыре), одевался в один из своих двух лучших костюмов, и который
все еще мог заключить выгодную сделку, получить кредит и обвести вокруг
пальца самого черта. Нет, она думала, что он просто пытается представить
себя старым. И она ненавидила это. Она боялась, что когда он выйдет на
пенсию так будет каждое утро. По крайней мере, до того момента, когда она
даст ему стакан апельсинового сока и спросит, раздражаясь от своего
бессилия, не хочет ли он съесть хлопьев или просто тост.
Она боялась, что, оторвавшись на минутку от какого-нибудь дела,
оглянется, и увидит его сидящим в лучах далекого сияющего утреннего солнца.
Увидит утреннего Харви, Харви в его футболке и боксерских шортах. Увидит его
ноги, раскинутые так, что будет видна выпирающая "шишка" в его паху (от
которой раньше возникало желание), и желтые мозоли на его больших пятках.
Увидит Харви сидящего тихо, и тупо смотрящего в одну точку, с каждым днем
сходящего с ума, вместо Харви бодрого и психически здорового. О боже, она
надеялась, что она ошибается. Все эти мысли делали жизнь такой
бессмысленной, такой дурацкой.
Она не переставала удивляться - если это то, ради чего они преодолели
множество барьеров, вырастили и выдали замуж трех дочерей, миновали
неизбежный кризис среднего возраста, работали на кого-то, и иногда (давайте
посмотрим правде в глаза) на себя, если это то место, куда вы выходите из
чащи темных лесов, если это ваша парковочная стоянка, ТО ПОЧЕМУ ЖЕ КТО-ТО
ЕЩЕ ДЕЛАЕТ ЭТО? Но ответ прост - ПОТОМУ ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЛИ! Вы избегали большей
части лжи на протяжении всего пути, но ложь оставалась смыслом вашей жизни.
Вот вы держите альбом с фотографиями ваших девочек, и на них они
остаются молодыми и интересными: Триша, самая старшая, напялившая на голову
старомодный цилиндр, и размахивающая жестянным жезлом над Тимом,
кокер-спаниелем; Дженна, замершая в прыжке над фонтанчиком поливочной
машины, ее пристрастие к наркотикам, кредитным карточкам и пожилым мужчинам
еще далеко за горизонтом; Стэфани, самая младшая, только что выигравшая
конкурс "Мисс Графство" в костюме Дыни. Это действительно стало ее битвой,
ее Ватерлоо. Но большинство из этих фотографий (обычно на последних
страницах) изображают Джанет и мужчину, за которого она вышла замуж, всегда
улыбающихся, готовых выстоять вместе против чего угодно.
Потом однажды вы ошиблись, не заметив в толкотне, что девочки уже
подросли, и что мужчина, за которого вы боролись, сидит с раскинутыми
ногами, с его белыми рыбьими ногами, блестящими в лучах солнца. Боже, он мог
бы выглядеть на пятьдесят четыре в одном из своих двух лучших костюмов. Но
он сидит там за кухонным столом, и выглядит на все семьдесят. Черт,
семьдесят пять. Он выглядит как болван, как тупица.
Она развернулась от раковины и осторожно кашлянула. Один раз, второй
раз, третий раз.

- Как она сегодня утром? - спросил он, имея в виду ее аллергию. Ответ
был не очень хорошим, но все плохие вещи имеют свои неожиданные сюрпризы,
так и ее летняя аллергия имела свою солнечную сторону. Она больше не должна
была спать с ним и бороться ночью за свою долю одеяла, не должна была больше
выслушивать случайное приглушенное пукание Харви во время сна.
Большинство ночей в течении лета она спала по шесть, даже по семь
часов, и этого было больше чем достаточно. Когда приходила осень, он
возвращался из гостинной и пытался занятся с ней любовью, и большинство его
попыток были неудачными. Она знала, что он хочет вернуться назад в
гостинную. И хотя она не говорила ему об этом (ведь это могло ранить его
чувства, а она все еще не хотела причинять ему боль), это было именно то,
что теперь исчезло в их отношениях, в их любви. Несмотря на это она всегда
убеждала себя - я буду счастлива!
Джанет вздохнула и поставила кострюлю с водой в раковину.
- Не так плохо - ответила она. И затем, как только она подумала (уже не
в первый раз) о том, что жизнь больше не преподносит сюрпризов, что нет
больше тех глубоких супружеских чувств, он сказал странным отрешенным
голосом,
- Это хорошо что ты не спала со мной прошлой ночью, Джакс. Мне
приснился плохой сон. Как это ни странно, я проснулся от собственного вопля.
-
Она вздрогнула. Сколько времени прошло с тех пор, когда он в последний
раз называл ее Джакс вместо Джанет или Джен? В тайне она ненавидела когда он
называл ее Джен. Это имя напоминало ей сентиментально-слащавую актриссу из
телесериала "Лэсси", который крутили когда она была ребенком. В этом сериале
маленький мальчик (Тимми, его звали Тимми) всегда в кого нибудь безумно
влюблялся или его кусала змея, или он попадал в капкан под скалой... и
вообще какой же ребенок, имеющий родителей, отдаст свою детскую жизнь в лапы
трахнутой собаки колли?
Она опять повернулась к нему, забыв про кострюлю с последним яйцом,
которое все еще лежало в ней, вода уже успела остыть.
Ему приснился плохой сон? Это Харви приснился плохой сон? Джанет
попыталась вспомнить когда Харви в последний раз упоминал о том, какие ему
снятся сны, и не смогла. Она смутно помнила те дни, когда он ухаживал за
ней. Тогда Харви говорил что-нибудь типа "Я видел тебя во сне", а она была
слишком молода, чтобы считать это неубедительным.

- Что ты сделал? -
- Проснулся от собственного вопля - повторил он. - Ты слышала что я
сказал? -
- Нет - ответила она продолжая смотреть на него. Удивительно если он
пытается так подтрунивать над ней, если это какая-то странная утренняя
шутка. Но Харви не тот мужчина, который умеет шутить. Его представление о
юморе, это грубые армейские анекдоты за ужином. Она слышала каждый из них,
по крайней мере, сотню раз.
- Я выкрикивал какие то слова, но в действительности, я не был способен
произнести их. Это было как...я не знаю...я не мог закрыть свой рот. Я
кричал так, как будто получил удар в пах. И мой голосос был ниже. Не такой
как мой собственный голос. - Он замолчал. - Я слышал себя и не мог заставить
себя остановиться. Меня все время трясло, и я должен был включить свет хотя
бы на мгновение. Я попробовал напустить в штаны и не смог. В эти дни мне
казалось что я всегда хочу в туалет, в любом случае хотя бы немного - но
только не этим утром. - Он опять замолчал, продолжая сидеть в луче солнца.
Она могла видеть пылинки танцующие в солнечном свете. Казалось что они
окружают Харви сиянием.
- И что же тебе приснилось? - спросила она, и вот что странно: первый
раз может быть за пять лет, с тех пор как они перестали ложиться спать до
полуночи, обсуждая - оставить ли у себя акции Моторолы или продать их
(продажа акций глубоко ранила их), в первый раз ее заинтересовало то, о чем
он говорит.
- Я не знаю хочется ли мне рассказывать тебе это, - сказал он. Его
голос прозвучал непривычно смущенно. Харви отвернулся, взял перечницу и
принялся перекидывать ее из руки в руку.
- Говорят, если ты расскажешь кому нибудь свой сон, то он не сбудется,
- сказала она ему, и здесь была странность No 2: неожиданно Харви стал
считаться с ней, хотя годами не проявлял такой заботливости. Даже его тень,
на стене над микроволновкой, выглядела заботливой. Она подумала, он выглядит
так, как будто ему есть какое то дело до ее мнения. И почему это произошло?
Почему тогда, когда я думала что жизнь такая тусклая, она начала казаться
насыщенной? И именно этим летним утром в конце июня.
Мы в Коннектикуте. Когда наступает июнь мы всегда находимся в
Коннектикуте. Вскоре кто нибудь из нас пойдет за газетой, которая будет
разделена на три части, как древняя Галлия.
- Так действительно говорят? - он взвешивал эту мысль, его брови
поднялись вверх (ей надо было выщипать их снова, они становились как дикие
заросли, и он никогда не знал об этом). Харви продолжал перекидывать
перечницу из руки в руку. Ей хотелось сказать чтобы он перестал делать это.
Это раздражало ее, как кричащая темнота его тени на стене, как сильное
биение ее сердца, ритм которого внезапно стал набирать скорость безо всякой
на то причины. Но она не хотела отвлекать его от того, что пришло в его
суботне-утреннюю голову.
Затем он положил перечницу, которая должна была выглядеть обычной, но
выглядела какой-то странной. Она отбрасывала на стол длинную тень, в виде
огромной шахматной фигуры. Даже крошки от тоста, лежащие там отбрасывали
тени. И она не понимала, почему тень от перечницы так пугает ее, но это было
так.Она подумала о Чеширском коте, говорящем Алисе, - Мы все здесь
сумасшедшие, - и вдруг ей расхотелось слушать про идиотский сон Харви.
Расхотелось слушать про сон, из за которого он проснулся от собственного
вопля и орал так, как будто получил удар в пах. Вдруг ей расхотелось иметь
какую нибудь другую жизнь. Бессмысленная жизнь это класс! Иметь
бессмысленную жизнь это хорошо! Если вы сомневаетесь, то посмотрите на
актрисс в кинофильмах.
Ничем нельзя выдавать себя, возбужденно подумала она. Да, возбужденно;
это было так, как будто ее окатила горячая вспышка. Хотя она могла
поклястся, что вся эта бессмыслица закончилась два или три года назад. Ничем
нельзя выдавать себя. Ничем нельзя выдавать себя этим суботним утром.
Она открыла рот чтобы сказать ему, что она ошиблась, что в
действительности говорят - если ты расскажешь о своих снах, то они
непременно сбудутся. Но было слишком поздно. Он уже опять говорил, и ей
пришло в голову, что это ее наказание за отречение от бессмысленной жизни.
Жизнь в действительности похожа на быструю песню, плотную как кирпич. Как же
могла она думать по-другому?
- Мне снилось, что наступило утро, и я спустился на кухню, - сказал он.
- Суботнее утро, такое же, как это. Только там ты еще не встала. -
- Я всегда встаю раньше тебя в суботу утром, - сказала она.
- Я знаю, но это было во сне, - сказал он настойчиво, и она смогла
увидеть белые волоски на внутренней стороне его бедер, там, где мышцы были
худыми и дряблыми. Когда-то он играл в теннис, но те дни давно прошли. Она
подумала, со злорадством, что его мышцы отличаются от ее мышц не в лучшую
сторону.
У вас случится сердечный приступ, у вас будет седой муж. Это все то,
что доканает вас. И, может быть, люди будут обсуждать - давать ли ваш
некролог в "Таймс". Но если, какая нибудь второсортная актрисса за пятьдесят
умрет в тот же день, или же малоизвестная балерина за сорок, тогда вам не
светит даже некролог в "Таймс".
- Но то утро было точно таким же, - сказал он. - Я имею в виду, что
солнце так же светило в окно. - Он поднял руку, потревожив пылинки,
кружащиеся вокруг его головы, и ей захотелось закричать на него, чтобы он не
смел делать этого, чтобы он не разрушал эту гармонию. - Я мог видеть свою
тень на полу, и она никогда не выглядела такой светлой или такой бледной. -
Он замолчал, потом улыбнулся, и она увидела как затрещали его губы. -
"Светлая" это забавное слово для описания тени, не так ли? "Бледная" тоже
ничего -
- Харви! -
- Я повернулся к окну, - сказал он, - я выглянул и увидел вмятину на
боку Фридмановской Вольво. И я, почему-то, знал, что Фрэнк Фридман был пьян
и по дороге домой во что-то врезался. -
Внезапно Джанет почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Она сама
видела вмятину на Фридмановской Вольво, когда открывала дверь, чтобы
посмотреть, не принесли ли газету (ее не приносили). В тот момент она
подумала точно так же. Она так же решила, что Фрэнк напился в стельку в
"Тыкве" (местный бар), и врезался во что-то на парковочной стоянке. КАК
МОГЛА ЕЕ МЫСЛЬ ПРИЙТИ ХАРВИ В ГОЛОВУ?
Возможно, что Харви мог увидеть машину, идя за ней. Возможно, он
подшучивает над ней по какой-то своей странной причине. Конечно, такое
возможно. Из гостинной, где он спал летними ночами, можно было увидеть
улицу. Но только Харви не тот мужчина, который будет подшучивать над кем-то.
Щеки Джанет покрылись потом, и брови, и шея. Она ощущала это. Ее сердце
стучало быстрее, чем когда-либо. Было такое чувство, что что-то
разрастается. И почему это должно было случиться сейчас? Сейчас, когда мир
был таким спокойным, когда планы на будущее были такими безмятежными? Если я
просила об этом, я прошу прощения, подумала она...или, может быть, она
действительно молилась об этом. Пусть все будет как прежде, пожалуйста,
пусть все будет как прежде!
- Я подошел к холодильнику, - продолжал рассказывать Харви, - и я
заглянул внутрь, там я увидел тарелку с фаршированными яйцами и салатом. Они
выглядели так восхитительно. Мне захотелось плотно пообедать в семь часов
утра. - Он рассмеялся.
Джанет - Джакс смотрела вниз на кастрюлю, стоящую в раковине. На одно,
сваренное вкрутую, яйцо, лежащее в ней. Остальные яйца были очищены и
аккуратно разрезаны на две части. Они лежали в чашке около сушилки. Рядом с
чашкой стояла банка майонеза. Джанет собиралась нафаршировать яйца, и
приготовить зеленый салат для ланча.
- Я не хочу слушать остальное, - сказала Джанет, но только она сама
могла слышать себя. Когда-то, она посещала Драматический кружок, а сейчас не
могла даже пересечь кухню. Ее грудь была расслаблена. Она была такой же, как
ноги Харви, если бы он попытался сыграть в теннис.
- Я подумал, а не сьесть ли мне одно яйцо, - сказал Харви, - затем я
сказал себе нет. Если я сделаю это, она будет орать на меня. И потом
зазвонил телефон. Я бросился к нему, потому что не хотел, чтобы он разбудил
тебя. И здесь наступает самая ужасная часть моего рассказа. Ты хочешь
услышать ужасную часть? -
Нет, подумала Джанет, стоя возле раковины. Я не хочу слышать эти ужасы.
Но в то же время, она хотела услышать это. Каждый хочет послушать какие
нибудь ужасы. Мы все здесь сумасшедшие. Ее мать на самом деле говорила, что
если вы расскажете, кому нибудь ваш сон, то он вряд ли сбудется. Это
означало, что вы с удовольствием рассказывали свои кошмары, но хорошие сны
хранили в себе, скрывая их как свой молочный зуб под подушкой.
У них с Харви было три дочери. Одна из них жила недалеко, вниз по
дороге. Дженна беззаботная и разведенная, с таким же именем, как и у одной
из близняшек Баш, из телесериала, который она ненавидела. В те дни Дженна
требовала, чтобы все называли ее Джен.
Три дочери - это как куча молочных зубов под кучей подушек, это уйма
беспокойств насчет странных типов в машинах, предлагающих подвезти и
угостить конфеткой. Три дочери - это уйма различных предостережений. О, как
же она надеялась на то, что ее мать была права, когда говорила, что
рассказывать плохие сны это как загонять кол в сердце вампиру.
- Я поднял трубку, - сказал Харви, - это была Триша. - Триша это их
старшая дочь, которая поклонялась черным магическим камням пока не нашла
себе парня. - Сначала она сказала только одно слово - "Папа", но я уже знал,
что это Триша. Ты знаешь, как это бывает? -
Да она знала, как это бывает. Так же, как вы всегда узнаете своих
детей, по крайней мере, до тех пор, пока они не вырастут и не станут какими
то другими.
- Я ответил, "Привет, Триша. Почему ты звонишь так рано? Твоя мама еще
в постели". Сначала я не услышал ответа. Я подумал, что нас разъединили, а
затем я услышал это шепчущее хныкание, не слова, а какие то половинки слов.
Как будто она пыталась говорить, но у нее это получалось тяжело, потому что
она не могла собраться с силами, или ей было тяжело дышать. Это был тот
момент, когда я испугался. -
Хорошо, скоро он сбросит скорость, не так ли? Потому что Джанет -
которую когда-то звали Джакс, которая посещала Драматический кружок,
которая, бесспорно, делала самый великолепный на свете минет, Джакс, которая
курила дорогие сигареты и жеманно наслаждалась текиллой - сейчас была
действительно испугана. Она испугалась еще до того, как Харви упомянул про
вмятину на боку Вольво Фрэнка Фридмана.
Она вспомнила о телефонном разговоре с ее подругой Ханной, около недели
назад, который, в конечном счете, как всегда свелся к историям о болезни
Альцгеймера. Ханна звонила из города. Джанет открыла окно, уселась перед ним
в гостинной и взглянула на их одноакровый участок в Вестпорте, на все те
прекрасные растения, которые заставляли ее чихать, и заставляли слезиться
глаза. До того, как разговор перешел к болезни Альцгеймера, они сначала
обсудили Люси Фридман, а затем и Фрэнка. И кто же из них сказал это? Кто же
из них сказал, - Если Фрэнк ничего не сделает со своей привычкой напиваться
а потом садится за руль, то наверняка он кого нибудь убьет! -
- Потом Триша сказала что-то, что звучало как "лисица" или "лица", но
во сне я знал что она была...пропускала слоги? ...это так называется? Она
пропустила первый слог, и то слово, которое она в действительности
произнесла, было "полиция". Я спросил ее что там, насчет полиции, что она
пытается сказать про полицию? Я присел. Прямо там. - Он показал на стул,
стоящий в углу возле телефона. - Слово "полиция" прозвучало немного тише,
чем остальное ее шептание. Она заставляла меня нервничать так, что я подумал
о Шекспировской трагедии, но затем она сказала "номер". Я слышал это так же
четко, как и звонок телефона. И я знал - (так же, как о том, что она
пыталась сказать "полиция") - что она хочет сказать мне, что ей звонили из
полиции, потому-что у них нет номера нашего телефона. -
Джанет ошеломленно кивнула. Они решили не включать свой номер в
телефонную книгу два года назад, потому-что репортеры продолжали названивать
Харви по поводу скандала с компанией "Инрон". Обычно они звонили во время
ужина. Не потому, что Харви мог решить эту проблему, но потому-что он был
крупным специалистом по таким большим энергетическим компаниям. Несколькими
годами раньше он даже входил в состав президентской комиссии, в те времена,
когда Клинтон был "верховным шаманом", и мир был (по крайней мере, по ее
скромному мнению) немного лучше, немного безопаснее.
И пока все суетились вокруг Харви, она перестала, что-либо понимать. Но
одно она знала совершенно точно - даже в мизинце Харви больше честности, чем
у всех вместе взятых лизоблюдов из "Инрон". Она иногда скучала от его
честности, но твердо знала, что честность это лучше, чем ложь.
Но разве не может полиция узнать номера, не включенные в телефонную
книгу? Хорошо, возможно, но только, если они спешат выяснить что-нибудь, или
что-то кому нибудь сообщить. Плюс ко всему - сны не обязаны быть логичными.
Не так ли? Сны, это поэмы нашего подсознания.
А сейчас, потому что она больше не могла стоять, Джанет подошла к
кухонной двери и взглянула на светлый июньский день. Взглянула на их улицу,
которая, по ее мнению, была маленькой версией американской мечты. Как
спокойно было это утро, с триллионом капель росы, все еще сверкавших на
траве! И ее сердце все еще стучало в груди, и пот скатывался по ее лицу. И
ей хотелось сказать Харви, что он должен остановится, что он не должен
рассказывать свой сон. Свой ужасный сон! Она должна сказать ему, что Дженна
живет прямо внизу у дороги - Джен, та Джен которая работает на видео-стопе в
поселке и проводит все свои воскресные ночи, напиваясь в "Тыкве" с кем-то
очень похожим на Фрэнка Фридмана, с кем-то, кто годится ей в отцы. И это
обстоятельство еще больше привлекало их Джен.
- Все эти шепчущие половинки коротких слов, - говорил Харви, - и она не
хотела говорить отчетливо. Потом я услышал "УБИТА", и я знал, что одна из
наших девочек мертва. Я просто знал это. Не Триша. Это точно, потому что с
Тришей мы говорили по телефону, но может быть Дженна или Стэфани. И я был
так напуган. Я присел там, и мне в голову пришла ужасная мысль "кого из них
я бы выбрал?". Это было, как какой-то трахнутый выбор в телешоу. Я начал
кричать на нее - "Скажи мне кто из них! Скажи мне кто из них! Ради всего
святого, Триша скажи мне кто из них!" Только потом реальный мир начал
бледнеть... это было похоже на... - Харви издал короткий смешок, и в ярком
утреннем свете Джанет увидела красное пятно в середине вмятины на боку
Фридмановского Вольво, а в середине пятна она увидела черную кляксу. Это
могло быть грязью или даже чьим то волосом. Она представила себе Фрэнка
Фридмана останавливающегося у тротуара в два часа утра, такого пьяного, что
он не мог продолжать вести машину по прямой дороге, неговоря уже о том,
чтобы поставить ее в гараж с узкими воротами. Она представила его
спотыкающегося, плетущегося к дому с низко опущеной головой, тяжело сопящего
через нос. Да здравствует бык!
- К тому времени, как я услышал ответ, я уже опять был в постели, я
слышал свой странный низкий голос, который одновременно не был моим
собственный голосом. Он звучал, как какой-то потусторонний голос, и
невозможно было определенно расслышать ни одного слова из тех, что он
произносил.
" С-жи мн то-з-них", вот как это звучало. "С-жи мн то-з-них, иш"! -
Скажи мне кто из них! Скажи мне кто из них, Триша!
Харви замолчал и погрузился в себя, заново переживая свой сон. Мелкие
пылинки танцевали вокруг его лица. Солнце делало его футболку такой
сверкающей, что было больно смотреть на нее; эта футболка была словно из
рекламы стирального порошка.
- Я лежал там и ждал тебя, чтобы рассказать, и решить что же было не
так, во всем этом, - сказал он в конце. - Я лежал там, как круглый дурак, и
дрожал, говоря самому себе, что это был всего лишь сон. Убеждал себя твоими
словами. Но в то же время я думал о том, как же все это было реально! Как
удивительно и вместе с тем ужасно! -
Он снова замолчал, раздумывая как рассказать о том, что было потом, не
подозревая, что его жена не хочет больше слушать его. Бывшая Джакс призвала
на помощь весь свой разум, все свое здравомыслие, чтобы заставить себя
поверить в то, что пятно, которое она видит на боку Вольво, это не КРОВЬ, а
просто, проглядывает грунтовка там, где облупилась краска. "ГРУНТОВКА" это
слово в ее подсознании значило больше, чем просто слово. Она страстно
желала, чтобы это была именно "ГРУНТОВКА".
- Это удивительно, как далеко может завести нас наше воображение, не
правда ли? - сказал Харви. - Мне снилось это так, как снится поэту один из
его действительно великих снов, который потом он воплощает в своей лучшей
поэме. Каждая деталь вырисовывается так четко, и так ярко! -
Он погрузился в тишину, и кухня стала полностью принадлежать солнцу и
танцующим пылинкам, ей овладел мир. Джанет смотрела на Вольво, на той
стороне улицы. Казалось, что в ее глазах бьется пульс, плотный как кирпич.
Когда зазвонил телефон, ей захотелось кричать, но она не могла сделать даже
маленький вдох, ей хотелось заткнуть себе уши, но она не могла поднять свои
руки даже на дюйм.
Харви встал и пошел к телефону, в это время он зазвонил снова, а потом
и в третий раз.
Они ошиблись номером, подумала она. Это вполне могло быть так, потому
что, если вы рассказали, кому нибудь свой сон, он никогда не сбудется!
Харви сказал, - Алло? -