Память

В долине ущербная луна сияет мертвенно и тускло, концами
своего неровного серпа касаясь губительной листвы гигантских
анчаров. В глубине долины полно уголков, где царит вечный мрак, и
те, кто там обитает, надежно скрыты от постороннего взора. Среди
дворцовых руин, разбросанных по заросшим травой и кустарником
склонам, стелются ползучие лозы и побеги вьющихся растений -
цепко оплетая надломленные колонны и зловещие монолиты, они
взбираются на мраморные мостовые, выложенные руками неведомых
зодчих. В ветвях исполинских деревьев, что высятся среди
запущенных дворов, резвятся обезьянки, а из глубоких подземелий,
где спрятаны несметные сокровища, выползают ядовитые змеи и
чешуйчатые твари, не имеющие названия.
Громадные каменные глыбы спят мертвым сном под одеянием из
сырого мха - это все, что осталось от могучих стен. Когда-то эти
стены воздвигались на века - и, по правде сказать, по сей день
еще служат благородной цели, ибо черная жаба нашла себе под ними
приют.
А по самому дну долины несет свои вязкие, мутные воды река
Век. Неизвестно, где берет она начало и в какие гроты впадает, и
даже сам Демон Долины не ведает, куда струятся ее воды и отчего у
них такой красный цвет.
Однажды Джин, пребывающий в лучах Луны, обратился к Демону
Долины с такой речью: "Я стар и многого не помню. Скажи мне, как
выглядели, что совершили и как называли себя те, кто воздвиг эти
сооружения из Камня?" И Демон отвечал: "Я - Память, и знаю о
минувшем больше, нежели ты. Но и я слишком стар, чтобы помнить
все. Те, о ком ты спрашиваешь, были столь же загадочны и
непостижимы, как воды реки Век. Деяний их я не помню, ибо они
продолжались лишь мгновение. Их внешность я припоминаю смутно и
думаю, что они чем-то походили вон на ту обезьянку в ветвях. И
только имя запомнилось мне навсегда, ибо оно было созвучно
названию реки. Человек - так звали этих созданий, безвозвратно
канувших в прошлое".
Получив такой ответ, Джин вернулся к себе на Луну, а Демон
еще долго вглядывался в маленькую обезьянку, резвившуюся в ветвях
исполинского дерева, что одиноко высилось посреди запущенного
двора.