Далекие воспоминания

- Ты должен идти прямо сейчас? - спросила Клэр, взяв меня за руку.
- Да, пожалуй. Не волнуйся, глупышка. Я заработаю кучу денег, и
завтра мы это отпразднуем. У нас давно уже не было повода, правда?
- Пустяки, - ответила она. - Мне так не хочется, чтобы ты уходил. -
И, помолчав, добавила: - Ну, хорошо. Вперед.
Она стояла у двери и улыбалась, пока я спускался по ступенькам. Сидя
в автобусе, я уже в тысячный раз подумал, что, несмотря ни на что, мне
здорово повезло в жизни.
Ренни жил в большом старом доме, расположенном в более
респектабельном районе, чем наш. Он сам открыл дверь, высокий мужчина с
седыми волосами и усталым взглядом.
- А, мистер Арманд. Вы очень пунктуальны. Проходите.
Он провел меня в небольшую гостиную. Вдоль стен, до самого потолка,
стояли полки с книгами.
- Присядьте. Хотите выпить?
Как я понял, в доме мы были одни.
- Если можно, немного вина.
Я взглянул в окно. По улице проехал автомобиль, одна из последних
моделей. Как удобно сидеть в большом кожаном кресле. Стоило мне
пошевелиться, я чувствовал шуршание конских волос под обивкой. Такие
житейские мелочи успокаивали меня. Ренни вернулся с бутылкой вина и налил
нам обоим. Отличное бургундское. Он сел напротив, положив ногу на ногу.
- Вы можете уйти. Мое мнение о вас нисколько не изменится, - он
согнал с лица подобие улыбки. - Учтите, что контракт не случайно содержит
такое условие. Вы ведь женаты, не так ли?
Я кивнул. Но это не причина для отступления. Скорее, наоборот, именно
поэтому я сознательно пришел сюда. Клэр работала, но мы ждали ребенка, а
что касается меня, то ассистентам на кафедре химии не слишком
переплачивают. Нашумевшие психофизические опыты Ренни обеспечили ему
солидную финансовую поддержку, и добровольцы прилично зарабатывали.
Несколько часов, проведенных в этом доме, могли бы здорово помочь нам с
Клэр. Однако...
- Я не слышал о какой-либо опасности. Вы же не посылаете людей в
прошлое? Я имею в виду - физически?
- Нет, - Ренни уставился в какую-то точку над моей головой. - Но
метод очень нов... много непонятного... Я не могу предсказать, как далеко
в прошлое вы попадете и что там произойдет. Предположим, ваш предок
испытает сильное потрясение в то время, пока вы будете там находиться.
Какой эффект это окажет на вас?
- Ну... э... а с кем-нибудь такое случалось?
- Да. Никаких постоянных психических нарушений, но кое-кто в момент
возвращения находился в состоянии стресса, и требовалось время, чтобы они
успокоились. Другие докладывали, что не заметили ничего неприятного для
себя лично, но тем не менее несколько дней пребывали в состоянии глубокой
депрессии. И все без исключения в лучшем случае не сразу приспосабливались
к привычной обстановке. Так что в первое время после возвращения вам вряд
ли удастся вернуться к работе, мистер Арманд.
- Меня предупреждали, и я обо всем договорился, сэр, - ответил я,
устремив взгляд в бокал с вином.
- Через неделю все должно прийти в норму. Хотя, как вы понимаете, я
не могу ничего гарантировать.
- Конечно.
- Ну и прекрасно, - Ренни улыбнулся и откинулся в кресле. - Давайте
познакомимся поближе. Я знаю о вас очень мало, если не считать того, что
ваш психопрофиль идеально подходит для наших экспериментов. Вы по
происхождению француз?
- Да, - я кивнул. - Долина реки Дордонь. Мои родители жили там, а я
родился здесь, потому что отец тогда находился на дипломатической работе.
Я люблю Францию, но предпочел стать американцем.
- Ну, совсем не обязательно, что вы окажетесь именно в том районе.
Европейские нации так перемешались. Я собираюсь послать вас в более
далекое прошлое, чем в ранее проведенных экспериментах.
Он отхлебнул глоток вина.
- Вы хорошо знакомы с теорией временного психоперемещения?
- Лишь по статьям в научно-популярных журналах, - признался я. -
Значит, так... Моя жизненная линия тянется через наш
пространственно-временной континуум дальше, чем день моего рождения. В
точке моего появления на свет она соединяется с линиями моих родителей,
потом с линиями их родителей и так до первой живой клетки на Земле. Мозг,
сознание - называйте это как угодно - не что иное, как функция жизненной
линии индивидуума и развития мира. Вы, сэр, нашли, что при определенных
условиях сознание может переместиться в другую часть жизненной линии, как
бы прыгнуть назад. Теоретики еще спорят об этом, а теологи утверждают, что
вы подтвердили существование души.
- Неплохо, - хмыкнул Ренни. - А ваше личное мнение?
- Моя подготовка не позволяет мне иметь собственное мнение. Что вы
можете сказать по этому поводу, сэр? В своих публичных выступлениях вы
постоянно подчеркиваете, что пока располагаете недостаточной информацией.
Но, как первопроходец...
Мой голос дрогнул.
- Пожалуйста, не надо, - Ренни, должно быть, почувствовал, какое
впечатление произвело на меня его открытие. - Я не сделал ничего
особенного. Лишь систематизировал работы моих предшественников, начиная с
Данна и Райна. Я в неоплатном долгу перед Митчеллом и его коллегами. По
правде говоря, я только связал их достижения с новыми идеями в психологии
и космологии и использовал современное лабораторное оборудование для
проверки их гипотез.
- Признаться, я удивлен, почему вы не пошлете меня в будущее?
- Сам не знаю, - ответил Ренни. - Я просто не могу... пока. В каждом
из возможных способов имеются существенные недостатки...
Он перешел на сухой академический тон, видимо, в целях самозащиты.
- Итак, несмотря на прочитанные вами статьи, мистер Арманд, поговорим
о нашем конкретном эксперименте. Ваше тело в течение нескольких часов
будет находиться здесь, а сознание на те же несколько часов переместится в
мозг вашего далекого предка и полностью сольется с его собственным
сознанием. При возвращении вы вспомните все, что там происходило, как если
бы вы и в самом деле были тем человеком. Только и всего.
Мое сердце забилось. Я почувствовал себя новым Фаустом.
- Давайте начнем поскорее.
Мы поднялись в лабораторию, которая некогда была спальней. Я снял
пиджак и ботинки, расстегнул рубашку и лег на кушетку. Профессор дал мне
таблетку транквилизатора, включил индукционное поле, и я провалился в
ночь.


Меня зовут Аргнах-эскаладуан-торклук, что означает "Тот, кто держит
лошадь на веревке". Но мое настоящее имя я храню в тайне от колдунов и
духов ветра и никогда не произношу вслух. Когда на моем лице выросли
первые волосы, я получил имя, которым теперь меня называют, потому что
прятался у водопоя и, когда туда спустился табун лошадей, набросил веревку
на шею одной из них и держал животное, пока не изловчился и не перерезал
ему горло, а затем отнес мясо в пещеру. Это случилось во время моего
Похода, когда мальчик впервые сам идет за добычей. Потом нас отводят в
определенное место в темноте, где ревут духи ветра, отрезают первую
фалангу на среднем пальце левой руки и оставляют им в жертву. Больше я
ничего не могу говорить. После этого мы становимся мужчинами и можем брать
себе жен.
Я уже и не помню, как давно это произошло. Мужчины времени не
замечают. Но я еще в полном расцвете сил, хотя сегодня иду один и надежда
на возвращение очень мала.
Я спускаюсь с холма, и снег заметает мои следы. Деревья, низкие и
редкие, о чем-то говорят в порывах ревущего ветра. Вдали слышится рычание
льва. Возможно, это тот лев, который сожрал Андутанналока-гаргута прошлой
осенью, когда на землю падали мокрые листья. Я вздрогнул и нащупал на
груди материнской талисман, так как мне не хотелось встречаться с духом
Андутанналока, выглядывавшим из глаз льва.
Пурга стихала. В разрывах низко летевших облаков проглядывали звезды.
Снег по-прежнему сердито бил мне в грудь, холодил складки меховой одежды.
Во тьме почти ничего не было видно. Но я продвигался вперед, как всякий
охотник, кожей чувствуя, что делается вокруг. Тяжелое кожаное одеяние и
обувь должны были защищать меня от удара дротика. Однако у гоблинов руки
сильнее, чем у людей. Любой из них может раскрутить камень так, что при
ударе он разнесет мне голову. Тогда мое тело достанется волкам, и где
найдет приют моя бедная душа? Ветер разнесет ее по лесам, к просторам
северной тундры.
У меня было оружие: три костяных ножа у пояса, несколько дротиков в
мешке за плечом, метательная палка в руке. Первый дротик - с наконечником
из кости волка, чтобы кусать сильнее, и Ингмарак-шаман заговорил его. У
остальных наконечники каменные. Мои свободные пальцы гладили материнский
талисман. Но единственным спутником оставался ветер.
Я спускался в долину. Скоро, чтобы пройти, мне пришлось раздвигать
кустарник руками. Уже доносился мерный рокот реки. Наша пещера осталась
далеко позади, высоко в холмах.
Никто не запрещал мне идти за Эвави-унароа, моей белой колдуньей. Да
разве они имели такое право? Но все отговаривали меня, и никто не вызвался
помочь. Ингмарак тоже покачал лысой головой.
- Это нехорошо, Аргнах, - сказал он, глядя на меня подслеповатыми от
старости глазами. - В стране гоблинов не найдешь добра. Возьми себе другую
жену.
- Мне нужна Эвави-унароа, - ответил я.
Старики сокрушенно бормотали себе под нос. Дети, жавшиеся в уголке
пещеры, испуганно смотрели на меня. Почему я настаивал на своем? Я и сам
не знал.
Она стала мне женой лишь прошлой осенью, когда мои глаза неожиданно
начали постоянно искать ее, а она улыбнулась в ответ. Ни один мужчина до
этого не брал ее в жены, и с отцом Эвави мы легко договорились. Потому что
все остальные немного боялись ее - самого дорогого, милого существа,
когда-либо ступавшего по земле. И до сих пор никто не просил уступить ее.
Меня это устраивало, я не думал о том, как это отразится на моем положении
в племени. Я мог себе это позволить, потому что был одним из лучших
охотников и все любили нас обоих. Просто другие мужчины предпочитали жить
спокойно.
Чадили лампы из мыльного камня. Ветер хлопал шкурами, висевшими на
высоких шестах у входа в пещеру. Костер давал столько тепла, что многие
сбросили с себя одежду. Рядом со шкурами лежало много сочного мяса. Мы
могли бы веселиться, но, как только я сказал, что собираюсь отправиться в
страну гоблинов, чтобы спасти Эвави, к огню подошел страх и присел на
корточки рядом с нами.
- Они уже съели ее, - сказал Вуотак-чанакаво, одноглазый охотник,
чувствующий дичь, до которой идти еще полдня. - Они съели ее вместе с
неродившимся ребенком. И чтобы их души не остались в желудках гоблинов, а
вернулись назад, давайте положим еще один топор под ее очаг.
- Возможно, их не съели, - возразил я. - Пойти туда - мой долг.
После моих слов наступила тишина, но никто не повернулся ко мне
спиной. Наконец, встал Ингмарак-шаман.
- Завтра мы заговорим тебя, - сказал он.
На следующий день мне пришлось потрудиться. Все видели, как я отнес в
глубь пещеры лампу, меховые кисточки и маленькие горшочки с краской. Я
нарисовал себя, сокрушающего гоблинов, и раскрасил свое лицо. О том, что я
сделал еще, лучше промолчать.
А потом Ингмарак нудным голосом рассказывал о том, что я и так давно
знал. Старые сказки утверждают, что когда-то гоблины владели всей землей,
но потом оттуда, где встает солнце, пришли люди и постепенно вытеснили их.
Теперь мы редко видим друг друга и почти никогда не сражаемся. Мы боимся
напасть на них (кто знает, какие у них силы), а у нас нет ничего такого,
на что они могли бы польститься. Их орудия несколько отличаются от наших,
но ничем не хуже, и кажется, им не очень нужна одежда. Река разделяет наши
территории, и редко кто пытается перейти на другой берег.
Но Эвави пошла к воде, чтобы набрать камней из речного ложа. В этой
реке есть камни, дающие силу, потому что она течет с далекого севера, где
по тундре ходит Отец Мамонт, сотрясая небо своими огромными бивнями. Эвави
искала камешки удачи, чтобы сделать из них бусы нашему ребенку, когда тот
родится. Она пошла одна, так как хотела сказать несколько заветных слов,
взяв с собой дротик и факел для защиты от диких зверей, и никого не
боялась.
Когда она не вернулась, я пошел по ее следу и понял, что произошло.
Гоблины украли ее. И если она еще жива, искать ее надо на том берегу.
...Наконец, я подошел к реке. Широкий поток медленно, как черная
змея, струился между белых берегов с покрытыми снегом деревьями. В этом
месте обрыв закрывал долину от ветра, но от воды тянуло холодом, и на
поверхности кружились льдинки.
Днем, испросив прощения у духов, я свалил небольшое дерево. Топор не
очень хорошее оружие, подумал я, зато им удобно пользоваться. Большинство
ветвей я обрубил, оставив лишь те, за которые собирался держаться, чтобы
не упасть в воду и не утонуть. А из одной ветки сделал весло.
Сняв обувь, я повесил ее на шею. Снег впился в голую кожу, будто
зубами. Надо мной неслись черные горы облаков.
На севере небо уже очистилось, и там танцевали умершие охотники,
потрясая многоцветными накидками, а их копья доставали до звезд. Чтобы
ублажить их, я достал нож, отрезал прядь волос и, выпрямившись,
воскликнул:
- Я Аргнах-эскаладуан-торклук, человек из рода людей, даю вам часть
своей жизни. За этот дар я ничего не прошу взамен. Но знайте. Звездные
охотники, я иду в страну гоблинов, чтобы привести назад свою жену,
Эвави-унароа, белую колдунью, и нашего ребенка, которого она носит под
сердцем. За любую оказанную вами помощь я предлагаю часть моей охотничьей
добычи, которую буду отдавать вам до моего последнего дня на земле.
Гигантские накидки ярко сверкнули. Холод добрался до лодыжек. Мой
голос казался тихим и очень одиноким. Я схватил бревно и с криком, который
обычно издает охотник, вонзая дротик в дикого кабана, сдвинул его в воду.
Река тут же подхватила бревно, и оно устремилось вниз по течению, а я
старался направить его к другому берегу. Вокруг ревели волны. У меня
онемели ноги и голова. Казалось, все это происходит с кем-то мне
незнакомым, а я, я моего секретного имени, стоял на вершине холма и думал.
Думал о том, что нет смысла так вот морозить себе ноги, когда можно огнем
и зубилом выбрать часть ствола, и люди будут спокойно сидеть внутри и
ловить рыбу или другую болотную живность.
Тут мои одеревеневшие пальцы уткнулись в камни противоположного
берега. Я спрыгнул на землю и вытащил бревно, после чего принялся
растирать ноги лисьим мехом. Покончив с этим, я обулся и двинулся в страну
гоблинов, оставляя по дороге метки.
Я знал, что гоблины живут ближе к реке, чем мы на своей стороне. И
шел не торопясь, принюхиваясь к воздуху, чтобы уловить запах дыма. Я
боялся, но не очень сильно, потому что на груди висел талисман и никто не
мог изменить то, что должно было произойти. А кроме того, весь мир стал
для меня не таким, как прежде, когда я увидел следы гоблинов вокруг
отпечатков ног Эвави. Будто я уже наполовину превратился в духа.
Не понимаю, почему только я испытываю к ней такое влечение, я -
единственный среди людей. Никто не отрицает, что она высока, стройна, что
у нее смелое сердце, умелые руки и заразительный смех, но голубые глаза и
желтые волосы, как у гоблинов. Старики утверждают, что когда-то давно у
наших племен были общие дети, поэтому иногда у нас появляются глаза и
волосы такого цвета, но никто из живущих ныне не помнит такого ребенка. А
значит, колдовство гоблинов живет в Эвави-унароа, и хотя до сих пор она не
давала повода, что может принести зло, мужчины предпочитали обходить ее
стороной.
А я, Аргнах, не боялся. Я видел, что ее колдовство могло принести
только добро. И теперь был готов умереть за нее, как умирает олень,
защищая своих самок. Эта мысль пришла ко мне, когда я услышал топот
убегающего табуна. Тусклый зимний свет начал пробиваться сквозь облака. Я
заметил на снегу следы дичи. Много следов, гораздо больше, чем на нашем
берегу. А едоков у нас больше, чем мужчин, которые охотятся, мальчиков,
ловящих рыбу, и женщин, собирающих съедобные коренья.
Я вышел на склон холма, поднимавшийся к северу. Над ним сияли
последние звезды. Легкий ветерок донес до меня запах дыма. По коже
побежали мурашки. Я приближался к пещере гоблинов.
И если они такие колдуны, как говорят предания, то скоро учуют меня.
Я тут же умру, или превращусь в червя, или с криком убегу в лес, и меня
никто больше не увидит. Но я пришел, чтобы найти Эвави, если она еще жива.
Поэтому я пошел на запах дыма, прячась среди теней за валунами,
перебегая от одного куста к другому, держа дротик в правой руке. И когда
на востоке небо заалело, я увидел пещеру гоблинов.
Она была больше, чем наша, и с более широким входом. Они не сделали
навеса снаружи, под которым можно переждать непогоду. Наоборот, они
находились внутри, а у входа зажгли костер. Ингмарак рассказывал, что,
когда он был еще мальчиком, люди тоже так делали, но теперь необходимость
в этом отпала. Животные и так боялись приближаться к нашей пещере. Значит,
здесь звери более смелые и их гораздо больше. Я всегда считал, что гоблины
привлекают дичь своими чарами. Но сейчас, когда я смотрел на их костер,
мне пришла в голову совсем другая мысль.
- Если бы они владели колдовством, - прошептал я, - то чего им
бояться льва или медведя. Им не нужен огонь перед входом в пещеру. Но они
разжигают костер. Тогда, о Звездные охотники, это потому, что они совсем
не колдуны. Возможно, они даже не такие хорошие охотники, как люди, и
поэтому на их землях так много дичи.
Тут я почувствовал, как тело налилось силой, а страх совсем исчез.
Еще с большей осторожностью я подобрался к самому входу.
Возле костра сидел старик. Впервые я так близко видел гоблина. Он
оказался совсем не таким страшным, как я предполагал. Он был меньше меня
ростом, ширококостый, согнутый в дугу старостью. Седые грязные волосы
свисали ниже все еще могучих плеч. Кончики прядей оставались коричневыми.
Больше всего меня поразила его длинная голова с плоским лбом и мощными
надбровными дугами, почти скрывавшими глаза. Под жиденькой бородой не было
подбородка.
Он все время переступал ногами и хлопал в ладоши, а из вздернутых
кверху ноздрей шел пар. Как тут не замерзнуть, если вся одежда состоит из
наброшенных шкур, а на ногах ничего нет. Однако он был начеку. Когда я
выскочил из-за укрытия и пробежал последние несколько длин моего тела, он
закричал и схватил дубинку.
Древко моего дротика само нашло углубление в палке для метания. Она
завертелась, волчья кость попала в цель. Гоблин согнулся, прижал руки к
животу и упал на снег, обливаясь кровью. Я ворвался в пещеру, выхватил
второй дротик и закричал:
- Эвави, Эвави!
Передо мной появился гоблин с дротиком в руке. Наконечник был всего
лишь из обожженного на костре дерева. Но я успел опередить его, бросив
дротик первым. Еще один гоблин поднял топор. Я схватил головешку из костра
и швырнул в него. Он завопил от боли и отпрыгнул назад. В пещере метались
голые тела. В полумраке я различил приземистых уродливых женщин,
прикрывавших своих детенышей. Мужчины что-то кричали, и я чувствовал, что
они боятся.
- Эвави! - звал я. - Эвави, Аргнах пришел за тобой!
Тут на мгновение меня вновь охватил страх. Что, если ее душа ответит
мне изо рта гоблина? Но вот она сама, расталкивая гоблинов, устремилась ко
мне. Я смотрел в ее глаза цвета летнего неба, и по моим щекам текли слезы.
- Сюда! - я швырнул дротик в толпу гоблинов. Раздался чей-то вопль. -
Бежим!
Наше отступление придало гоблинам храбрости, и они с криками
бросились вслед. Эвави ни на шаг не отставала от меня. Ее волосы то и дело
касались моих щек. Даже громоздкая одежда не могла скрыть ее стройного
тела, которое я так любил.
Вниз по склону мы добежали до леса, а там лосиная тропа увела нас
далеко от преследователей. Гоблины бегали медленнее, чем люди. Когда мы
перебегали язык льда, мимо просвистел камень. Вряд ли я смог бы кинуть его
с такой силой. Но ни один из дротиков не долетел до нас.
С каждой минутой дышать становилось все тяжелее, но наконец мы
достигли того места, где лежало мое бревно.
- Стащи его в воду, - прохрипел я.
Перебраться через ледяной поток вплавь мы, конечно, не могли. Пока
Эвави стаскивала бревно, я приготовил к бою оставшиеся дротики. И очень
вовремя.
Из кустов выскочили гоблины. Я ранил двоих, но третий схватил мою
палку для метания и стал тянуть ее к себе. Я ударил его ножом. Кто-то
бросил дротик, но деревянное острие не пробило шкур. Эвави тоже метнула
дротик и ранила обнаженного гоблина. Гоблины на мгновение отступили, и мы
успели прыгнуть на бревно и оттолкнуться от берега.
Я оглянулся. Гоблины что-то кричали и угрожающе трясли кулаками.
Упавшее дерево, на котором они переправлялись на наш берег, лежало где-то
далеко. Течением нас вынесло на середину, и их камни уже не долетали до
нашего бревна. Поворот реки - и они скрылись из виду. Я громко рассмеялся
и еще быстрее заработал веслом. Эвави плакала.
- Но ты же свободна? - удивился я.
- Именно потому я и плачу, - ответила она. Женщины всегда так странно
реагируют на происходящее.
- Они не обижали тебя?
- Нет. Один из них... Я его видела раньше, он наблюдал за мной с той
стороны. Он и еще несколько хитростью поймали меня и отвели в свою пещеру.
И не разрешали мне уйти. Но относились ко мне хорошо, кормили и говорили
какие-то незнакомые, успокаивающие слова. Но я не могла вернуться к тебе.
Она снова заплакала.
Я подумал, что светлые волосы Эвави влекли к ней гоблинов точно так
же, как и меня, а рост и милое лицо вызывали восхищение. От нее веяло
загадочностью. И они рискнули похитить Эвави, чтобы... Чтобы она рожала им
детей?
Свободной рукой я погладил ее волосы.
- Мы боялись гоблинов, потому что они совершенно не похожи на нас, и
думали, что они колдуны.
Река блестела в первых лучах солнца. Мое весло направляло бревно к
берегу.
- Это неправда. Они бедный и неуклюжий народец. Наши отцы, которые
охотятся в небе зимними ночами, прогнали гоблинов с нашего берега не с
помощью дротиков или топоров, а потому что быстрее думали и быстрее
бегали. Поэтому они убивали больше дичи и рожали больше детей. Если бы
гоблины не ушли, они бы умерли с голоду. А теперь нам не хватает земли.
Когда наступит лето, я поведу людей через реку и мы отбором у гоблинов их
землю.
Тут бревно прибило к берегу, и мы спрыгнули на землю. Эвави прильнула
ко мне, от холода у нее стучали зубы. И я хотел побыстрее добраться до
пещеры и спеть у костра песню победы. Но чей-то крик заставил меня
обернуться. На противоположном берегу вновь появились гоблины. Они стояли
кучкой и не сводили с нас глаз. Один из них поднял руки. Хотя они были
далеко, у меня острые глаза, и я видел, как по его щекам текут слезы.
Так как он тоже заботился об Эвави, я постараюсь сохранить ему жизнь,
когда летом мы перейдем реку.


Я проснулся. На столике у кушетки горела лампа. Уже наступил вечер.
Ренни проводил меня в гостиную и предложил вина. Я молча кивнул.
- Ну? - спросил он. - Где... где вы побывали?
- В глубине веков, - отозвался я, все еще находясь во власти сна.
- В самом деле? - Ренни взглянул на меня потухшим взглядом.
- Я не могу назвать точную дату. Это дело археологов.
В нескольких словах я рассказал ему об увиденном.
- О боже, - прошептал Ренни. - Ранний каменный век. Двадцать тысяч
лет назад, когда половина Северного полушария была скована льдом.
Он схватил меня за руку.
- Вы видели первых человеческих существ, неандертальцев, и последних,
кроманьонцев.
- Нет, не так, - возразил я. - Разница была не так уж и велика. Мне
жаль неандертальцев. Они очень старались... Послушайте, я устал. Могу я
пойти домой и выспаться?
- Ну конечно. Это типичная реакция. Но завтра вы ведь вернетесь? Мне
необходимо записать все, что вы вспомните. О боже, я и представить не мог,
что вы попадете в такую даль.
Ренни проводил меня до двери.
- Доберетесь сами?
- Не беспокойтесь, все в порядке.
Я пожал ему руку.
- Спокойной ночи.
Обернувшись, я увидел в проеме двери его темную высокую фигуру.
Автобус подошел через несколько минут. Когда, взревев мотором, он
вновь тронулся с места, меня охватил страх. Что это за чудовище? Откуда
такие странные запахи? Затем я вспомнил, что человек, в теле которого я
провел несколько часов, уже двадцать тысяч лет лежит в земле.
Но я еще не полностью свыкся с реальностью мира. Я шел по зимнему
лесу, где разносился трубный глас лося, и белые духи кружили вокруг и
смеялись мне в уши.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, я почувствовал себя гораздо
уверенней, открыл незапертую дверь и вошел в квартиру. Увидев меня, Клэр
отложила книгу и поднялась с кресла.
- Ну как ты, дорогой? - спросила она, подойдя ко мне. Ее губы
дрожали. - Как все прошло?
- Неплохо. Настоящая фантастика, - я поцеловал ее в щеку. - Но я
совершенно выдохся. Прежде чем я расскажу тебе обо всем, как насчет кофе?
- Конечно, конечно. Но где же ты все-таки был, милый? - она взяла
меня за руку и увлекла на кухню.
Я смотрел на нее, чистенькую, пухлую, в меру накрашенную, в очках, с
завитыми локонами, с легким запахом табака. А передо мной возникало другое
лицо, побронзовевшее от солнца и ветра, с гривой белокурых волос и глазами
цвета летнего неба. Я вспомнил веснушки, разбросанные по вздернутому
носику, и тихий смех, и протянутые ко мне маленькие, привыкшие к труду
руки. И я знал, на какую кару обрек себя, заглянув в прошлое. Этот крест
мне предстояло нести до конца жизни.